Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Дэниел покраснел. Тихо рассмеявшись, он пошел наверх. Эстер сидела на постели, обнаженная, со сколотыми на затылке волосами. "Тебе хлеб, — сказал Дэниел, устраиваясь рядом, — а мне бекон. Вчера не успели из Бостона ничего взять, сегодня хоть вина привезу".

Эстер отпила кофе. Она с жадностью откусила хлеб: "Мне же нельзя их вино. А, — она вдруг почувствовала румянец на щеках, — мне и то, что ночью сегодня было — нельзя. Ничего, это же один раз, больше не повторится".

Потом она встала на колени, и лукаво сказала: "Вижу, что в Бостон тебя таким отпускать нельзя, Дэниел. Иди сюда". Он пропустил сквозь пальцы черные, разбросанные по плечам волосы, и попросил: "Тоже…, медленно"

Женщина только кивнула. Он, закрыв глаза, вспомнил жаркий, летний вечер на берегу реки, и свой голос: "Счастье — это когда ты рядом со мной".

— Господи, — попросил Дэниел, — ну хоть Эстер ты мне оставь, пожалуйста.

Когда она ушел, Эстер свернулась клубочком под одеялом. Она вспомнила холщовый мешочек, что лежал в ее саквояже. "Да ну, — подумала женщина, — лень вставать. Три дня, как крови закончились, ничего не будет".

Она заснула, — мгновенно, как ребенок, и видела во сне берег моря — белого песка, черепичные крыши маленьких домиков и себя — шлепающую босыми ногами по воде.

Они сидели, прислонившись спинами к лодке, глядя на догорающий костер. "Очень вкусное вино, — томно сказала Эстер, отдавая Дэниелу бутылку. "И рыбу ты отлично зажарил. Я и не думала, что ты так умеешь".

— Спасибо моему первому клиенту, — он поцеловал сладкие, податливые губы. "Он у меня рыбак был. Когда я взялся за его дело, то приехал к ним в деревню, это еще севернее. Мистер Томас и взял меня с собой в море. Научил суп с креветками варить, рыбу жарить…, Впрочем, тебе же креветки нельзя, — он ласково улыбнулся, — будем с тобой, разное есть, когда поженимся".

Эстер молчала. Дэниел, потянувшись за своей рыбацкой, холщовой курткой, достал из кармана какой-то мешочек. "Я это вчера должен был сделать, конечно, — мужчина покраснел, — как джентльмен. Я за ним в Бостон ездил. Возьми, пожалуйста".

Эстер посмотрела на кольцо с темной жемчужиной. Дэниел привлек ее к себе. "Оно очень старое, — сказал мужчина, — позапрошлого века. Это семейное, отец, — Дэниел поморщился, — не стал забирать. Я его у Адамса в сейфе держал. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Эстер".

Ветер раздул пламя костра, плавник затрещал. Она покачала головой: "Нет. Так нельзя, Дэниел. Я тебя не люблю".

— Тогда зачем…, - мужчина не закончил. Эстер, повернувшись, взяв его лицо в ладони, вздохнула: "Потому что нам было одиноко".

— Это потому, что я не еврей, — он все смотрел в ее черные, большие глаза. "Поэтому?"

Женщина погладила его по щеке: "Знаешь, когда я получила то письмо, из Лондона, от Иосифа — я плакала. Не только потому, что он жив — мой брат, мой единственный брат, но и потому, что раньше, в Старом Свете, он был совсем другим. Я никогда не думала, что он пойдет на костер ради нашей веры, никогда не думала, что ради своей невесты поедет в Иерусалим, и будет ждать, пока она станет еврейкой…, Так как же я могу, Дэниел, как я могу все бросить?"

— Если бы ты меня любила, — жестко отозвался он, — бросила бы.

— У него уже морщины, — подумала Эстер. "На лбу. Двадцать пять ему всего лишь. Конечно, он воевал столько лет, лучшего друга потерял, отца, Мирьям…".

— Если бы любила, то да, — согласилась женщина. "Когда нам Марта копию родословного древа прислала, мы сидели и читали о Вороне и донье Эстер, Констанца мне потом сказала: "Так и надо любить, тетя!". И как Джозефина моего брата любит, и он — ее".

— Я тебя люблю, — упрямо повторил Дэниел. Он взглянул на садящееся над равниной солнце, на уже темное, вечернее море: "А Мирьям? Если бы я ее любил, я бы землю перевернул, а нашел бы ее. Джо Холланд — с костра Иосифа спасла. Хаим Эстер из рабства выкупил. А я?"

Она поцеловала его — нежно, едва касаясь губами. Прижавшись щекой к его ладони, Эстер шепнула: "Мы еще полюбим, Дэниел, поверь мне. Возьми кольцо с собой, во Францию. Может быть, ты там встретишь ту, что будет тебе дороже всего".

Мужчина убрал кольцо. Устроив ее у себя в руках, поцеловав в затылок, он согласился: "Хорошо. А сейчас что?"

— А сейчас у нас есть еще три ночи и два дня, — озорно ответила Эстер. Дэниел, незаметно вытерев глаза, улыбнулся: "Тогда давай не терять времени, начнем прямо тут. У костра еще тепло".

Эстер повернулась, и, развязывая шнурки у ворота рубашки, целуя его, пообещала: "Будет еще теплее".

Потом, лежа на песке, удерживая ее за спину, слыша ее крик, Дэниел посмотрел вверх, на просторное, с еще неяркими звездами небо. Чайки, покружившись над ними, медленно летели на восток, туда, где на берег набегали низкие, спокойные волны океана.

Часть тринадцатая

Северная Америка, июнь 1780

Баррингтон, Массачусетс

— Дэниел отлично выглядит, — шепнул Натаниэль Салли, глядя на то, как адвокаты раскладывают бумаги. "Сразу видно, отдохнул".

В маленьком, бревенчатом здании было прохладно. От свежих опилок, рассыпанных на полу, шел приятный запах дерева. Присяжные рассаживались по своим местам. Констанца поболтала ногами: "Как в той песенке — лудильщик, портной, солдат, моряк. Нет, тут фермеры все, город-то маленький. Какой красивый дядя Дэниел в этом синем сюртуке. Даже волосы напудрил, как положено".

Дэниел наклонился к негритянке: "Вы только не волнуйтесь, миссис Фримен. Все будет хорошо, обещаю".

Миссис Бетси — маленькая, худенькая, в новом шерстяном платье, — всхлипнула: "Я не поэтому, мистер Вулф. Невестка у меня красивая, я же не видела еще ее, и внученьку мою привезли — так бы ее и расцеловала".

— Вот после заседания и расцелуете, — улыбнулся Дэниел. Поднимаясь, он услышал голос пристава: "Всем встать! Суд идет! Ведет заседание достопочтенный судья Брамвелл".

— Если мы выиграем, — напомнил себе Дэниел, — это послужит прецедентом для всего штата. На основании решения этих присяжных Верховный Суд признает рабство противоречащим конституции Массачусетса.

Брамвелл три раза стукнул деревянным молотком: "Если уважаемые члены публики, хоть слово произнесут, я прикажу очистить зал, и объявлю процесс закрытым".

Констанца погладила по голове мирно спящую Марту, что лежала рядом с ней, на скамейке. Обернувшись, девочка увидела мужчину в темном сюртуке, который быстро писал что-то в блокнот.

— Он, наверное, из "Бостонской газеты", — поняла Констанца, — репортер. Дядя Дэниел говорил, что сюда журналиста послали. Я бы тоже хотела журналистом стать. И ученым, как дядя Теодор, о котором тетя Марта написала. Как бы все успеть? — девочка подперла острый подбородок кулачком и посмотрела на Дэниела: